Записки тропического натуралиста

О буднях, экспедициях и поиске новых видов животных в джунглях

Когда мы представляем себе тропики, воображение рисует непроходимые джунгли, кишащие экзотическими животными, зов приключений и ежедневных открытий. Но реальность профессии натуралиста оказывается сложнее и прозаичнее — это рутина, состоящая из методичного сбора материала, его обработки и публикации полученных сухих данных. Однако это также гонка со временем, где новые виды исчезают быстрее, чем успеваешь их описать, а романтика экспедиций соседствует с вырубленными участками леса, где еще вчера кипела жизнь.

Чтобы больше узнать о профессии натуралиста, мы поговорили с Андреем Брагиным, научным сотрудником, изучающим герпетофауну Вьетнама, и создателем блога «В естественной среде». 

Герпетофауна — это амфибии и рептилии: лягушки, ящерицы, змеи, черепахи, крокодилы. Андрей Брагин занимается их биологией, то есть отвечает на вопросы «кто, где и как живет». Его конкретная специализация — систематика сцинков (семейство ящериц).

В этом интервью мы поговорим о том, как устроены будни полевого исследователя в тропиках — от ночных маршрутов до работы с коллекциями, какие навыки действительно нужны для работы в джунглях, а также в чем заключается искусство поиска и идентификации новых видов.

Кто такой натуралист: от детского интереса к профессиональному призванию

В соцсетях я позиционирую себя как натуралист — человек, которому интересно все, что вокруг ползает и цветет. Это может быть и научный интерес, и просто наблюдение. Назвать себя биологом у меня язык не поворачивается, потому что, на мой взгляд, это ученый, который постоянно привносит что-то новое в науку. Я считаю важным, чтобы люди понимали: биолог — это не просто человек с дипломом.

Все, что связано с природой, было мне интересно с детства. Наверное, у многих есть такой этап «натурализации», но у кого-то интерес смещается на машины или компьютеры, а у меня — нет. Мое увлечение всегда поддерживала мама: у меня были игрушки-динозавры и энциклопедии, мы ходили в зоопарки, музеи и в походы. Все это стало фундаментом. Кроме того, я вдохновлялся телепередачами — «Мир животных» Николая Дроздова и «Охотник на крокодилов» Стива Ирвина.

Что касается образования, то в школах я учился в биолого-химических классах, но настоящую основу мне дал кружок юных натуралистов при Зоологическом музее МГУ. Наверное, я научился там половине того, что умею: как вести наблюдения, работать с животными и вести себя в поле. Мы объездили с практиками много уголков России и даже другие страны, что невероятно расширило кругозор.

Бакалавриат я заканчивал в Московском педагогическом университете (МПГУ). Первые два года с его фундаментальными курсами по зоологии и микробиологии были очень интересными. Но поскольку обучение было долгим и с педагогическим уклоном, последующие годы я стремился больше времени уделять своей теме — рептилиям.

Для этого я пришел в лабораторию герпетологии биофака МГУ к Николаю Андреевичу Пояркову, который до сих пор мой научный руководитель. Рептилии меня всегда привлекали — то ли сходством с динозаврами, то ли своей «непопулярностью». Так, я и занялся сцинками. В этой лаборатории я получил основной профессиональный инструментарий: научился обработке данных и методам молекулярного и морфологического анализа. Именно тогда начались и мои серьезные экспедиции — сначала по Центральной Азии, потом в Непал, а недавно я начал работать в тропиках.

Мой экспедиционный путь именно в тропиках начался с Таиланда и Камбоджи. Самой большой проблемой для меня оказалась коммуникация внутри коллектива, потому что ученые — люди специфичные, и найти к ним подход бывает сложно.

Если говорить об ожидаемых трудностях: ядовитые животные, риск заблудиться и заболеть, невыносимый климат — то в любом диком регионе, будь то пустыни или горы, вы столкнетесь с аналогичными проблемами. 

Просто в тропиках ядовитых зверушек побольше. Благодаря походному опыту со студенческих лет полевая жизнь меня не пугает. Да, климат поначалу непривычен: не понимаешь, как одеваться, чтобы не потеть, но при этом не быть съеденным насекомыми, но за месяц акклиматизируешься полностью.

Главная трудность для специалиста — невероятное разнообразие жизни вокруг. Невозможно все познать, особенно когда по многим организмам просто нет литературы. Фотогайды есть в основном по птицам и млекопитающим, а по растениям или животным поменьше информации практически нет. Поэтому в тропиках практически невозможно быть специалистом широкого профиля. 

Самая большая проблема — отсутствие систематизированных знаний. Мы не знаем, что вокруг нас растет и ползает. Задача ученых как раз — по крупицам собирать эти знания.

Возникает простой вопрос: как ориентироваться? Нужно описать лес, где нашел ящерку, а ты не можешь, потому что не знаешь названий деревьев. Спросишь местного — он тоже не представляет. Казалось бы, деревья как деревья, а на самом деле ничего не понятно.

С тех пор как я начал глубоко изучать природу, я понял, насколько это сложно в современном мире. Раньше можно было отправиться в одну экспедицию и опубликовать описание сотни видов в несколько строк каждый. Сейчас требуется осваивать сложные методики, а публикация данных сопровождается сложной бюрократией.

А еще специалисты в окружающем мире постоянно ищут закономерности: например, кажется, что вот эта ящерка такая маленькая, потому что питается чем-то мелким, или эта лягушка небольшая, потому что живет, например, в маленьких дуплах. Но часто оказывается, что многое происходит случайно или совсем по другим, неясным нам причинам.

Также я осознал, насколько природа хрупка и исчерпаема. Раньше казалось, что диких мест много, оказывается — нет. Лесов все меньше, мест без следов деятельности человека почти не осталось. Когда-то я думал, что в тропиках каждый вид будет новым, хватит работы на поколения вперед, а сейчас чувствую гонку за остатками разнообразия — «уникальных» новых видов становится меньше. И хотя Америку уже открыть нельзя, я сознательно пошел в биологию, зная, что там все еще можно обнаружить что-то принципиально новое, хотя с каждым годом это делать все сложнее.

Будни полевого исследователя в тропиках: чем занимается натуралист и какие навыки необходимы 

Любая экспедиция начинается с заброски — это всегда сложный процесс с переездами на машинах, кораблях, а иногда даже с буйволами или пешком с оборудованием. 

Обычный день в экспедиции в моем случае начинается поздно, в 10–11 утра, с холодного завтрака, но у всех участников экспедиции график разный. После этого, если не предстоит долгий маршрут, идет обработка материала: фотографирование животных, подготовка коллекционных экземпляров, взятие проб. Это занимает время до обеда.

Затем — быстрый сбор, я ухожу в лес на маршрут и возвращаюсь около полуночи или часа ночи, так как амфибии и рептилии активны в основном в сумерках и в первой половине ночи. В тропиках в темное время суток влажно и тепло, и многие животные выходят именно тогда. Если маршрут дальний, график смещается: приходится вставать раньше, чтобы к сумеркам оказаться в нужном месте, например, у горного ручья.

После возвращения — холодный ужин (основной ужин в лагере бывает в 17–18 часов) и сон под москитной сеткой или в палатке. Но распорядок может меняться из-за непредвиденных обстоятельств. Как правило, корректировки вносят затяжные дожди, иногда сопровождающиеся ураганами.

Так что основная работа в экспедициях делится на два блока: сбор материала и его обработка, который как раз и происходит во время этих полевых маршрутов.

Поиск и идентификация новых видов — это всегда сочетание планомерной работы и везения. Например, мы знаем, что один и тот же вид сцинков вряд ли может равномерно населять весь Вьетнам из-за горных преград. Скорее всего, это несколько разных видов, и мы целенаправленно идем их искать. Часто виды внешне почти неразличимы, но отличаются генетически, деталями строения или ареалом.

Чтобы подтвердить новизну вида, мы используем комплекс методов: молекулярно-генетический анализ, сравнение внешней и внутренней морфологии (например, строения черепа), а для амфибий — еще и анализ криков, биоакустика. Только совокупность доказательств позволяет описать новый вид.

О необходимых навыках для работы в тропическом лесу хочется развеять романтизацию. Хотя остались труднодоступные районы вроде Амазонии, большинство тропических лесов сегодня вполне доступны. При наличии базового походного опыта и не привередливости больших проблем не возникнет.

Главное — умение общаться с людьми: нужно взаимодействовать с местными жителями, администрацией заповедников и членами экспедиции. Для меня это часто сложнее полевых условий.

Из практических навыков нужны базовые походные умения: установка палатки, разведение костра, работа с горелками, навык правильной ходьбы и ориентирования по GPS. Для неподготовленного городского жителя это может казаться сложным, но при минимальном опыте трудностей нет.

Есть специальные перчатки для работы со змеями, но я им не доверяю — чувствую себя увереннее, когда змея надежно зафиксирована инструментом. Важно работать на открытом пространстве, с хорошим обзором, и быть полностью сосредоточенным, но нужно понимать: постоянная работа с ядовитыми змеями рано или поздно может закончиться укусом. Многие коллеги, специализирующиеся на таких видах, получали укусы — иногда с тяжелыми последствиями. Честно говоря, я не очень люблю ядовитых змей и предпочитаю работать с мелкими безобидными сцинками.

По-настоящему опасных ситуаций в моей практике не было — я стараюсь работать в комфортных условиях, а не рисковать ради зрелища. Но были досадные случаи из-за собственных ошибок. Например, в Непале я выпил формалин, перепутав бутылку с водой, а в горах Индии меня свалила горная болезнь с отеком легких и мозга — не рассчитал силы во время личной поездки.

Один раз мне действительно повезло. В Центральном Вьетнаме я шел по ручью — обычный маршрут для поиска амфибий и рептилий. Когда я вышел на берег переворачивать бревна, выше по течению сошел сель: со скоростью поезда пронеслась масса воды с грязью и бревнами. Уровень воды мгновенно поднялся выше пояса, и окажись я в тот момент в русле, последствия были бы печальными.

Мифы о джунглях: что на самом деле скрывают тропические леса

Я часто сталкиваюсь со стереотипами о тропиках, которые часто не сходятся с реальностью и просто надуманы. 

1. Изобилие опасных животных 

Крупных хищников в азиатских тропиках почти не осталось («спасибо» местному населению, которое их истребило: как пищевой ресурс или для продажи по частям в медицинских целях), но есть дикие слоны и гауры (крупнейшие быки), которые действительно могут быть смертельно опасны при близкой встрече.

2. Ядовитые существа под каждым кустом 

Ядовитые змеи есть, но они не нападают первыми, их яд нужен для охоты, а не для защиты. Как специалист, я скорее жалею, что они встречаются не так часто. Пауки и скорпионы редко представляют смертельную опасность, последнего я даже один раз вытряхивал из ботинка. Есть, конечно, дикие пчелы и шершни, от укусов которых может быть анафилактический шок, но меня, к счастью, пока это обошло.

3. Куча болезней, которые настигнут, если просто подышать местным воздухом

Такие заболевания, как малярия, лихорадка денге, различные риккетсиозы вроде лихорадки Цуцугамуши, которые переносятся клещами, действительно существуют. Есть и патогенные грибки: у меня как-то один начал расти на лице. Безусловно, в тропиках есть и много неизвестных нам болезней: коллеги-микробиологи постоянно находят что-то новое и предупреждают меня быть аккуратнее. Но если соблюдать базовую гигиену, не лежать голышом на земле, не пить воду из неизвестных источников, не есть немытые фрукты, спать под москитной сеткой и вакцинироваться, риск значительно снижается. 

4. Одиночество 

Это уже не миф, а правда, но меня спасает музыка в наушниках, хотя они не могут держать заряд вечно. При длительной работе в лесу приходится подолгу оставаться наедине с собой, поэтому важно уметь комфортно переносить это состояние и быть самодостаточным. 

Удивительные встречи и научные открытия

Одна из самых ярких встреч произошла с комодскими варанами на острове Комодо. В глубине острова, где вараны редко видят людей, наблюдаешь, как эта огромная ящерица с поразительным интеллектом высматривает добычу (то есть тебя) и пытается с разных сторон подобраться, то скрываясь, то делая броски из укрытий.

Во Вьетнаме самым удивительным стал яванский панголин — млекопитающее, полностью покрытое чешуей и умеющее сворачиваться в бронированный шар. Оно питается муравьями, беззубый, но с невероятно длинным языком, который крепится к грудине. У него короткие лапы с огромными когтями для разрушения термитников и хвост с мягкой подушечкой на конце — своеобразным «пальцем» для обхвата веток. На ощупь его лысое брюшко мягкое, как у мопса или младенца. Очень легкодоступное существо для браконьеров из-за своей медлительности, но оно хорошо лазает по деревьям, высотой до 40 метров. 

Сложно выделить одно научное открытие: наша команда из лаборатории герпетологии биологического факультета МГУ участвует в разных проектах по изучению герпетофауны Юго-Восточной Азии. Работая в команде, мне повезло принять участие в описании ряда новых таксонов, например, слепосцинков рода Dibamus (хотя к сцинкам они не относятся) — древних ящериц, похожих на червей, без глаз, с крошечными лапками только у самцов. Они живут в земле и питаются термитами.

Также в прошлом году мы описали одну из самых редких змей в мире — известную всего по двум экземплярам с острова Хон Че. Это новый вид рода Colubroelaps, к которому ранее относился лишь один вид. Остров активно застраивается, и этот вид может вскоре исчезнуть.

Но самые важные для меня работы — статьи по сцинкам, где мой вклад максимален: я лично собирал и обрабатывал каждый экземпляр. Это и исследование гималайских гологлазов, где мы раскрыли скрытое видовое разнообразие, и работы по новым видам сцинков из Вьетнама.

Конечно, существуют неожиданные модели поведения животных, с которыми я сталкивался. Есть лягушки, которые вместо пения используют танец для общения — например, живущие на острове Борнео у шумных водопадов и рек, где использовать пение неэффективно. Существуют ящерицы, общающиеся с помощью сложных движений и «сигнальных флажков» — кожных складок на горле. Или летающие змеи, способные планировать с дерева на дерево — тоже необычно. Также многих удивляет, что некоторые рептилии рожают живых детенышей, а не откладывают яйца. Но все это давно известно и детально описано.

Есть все еще неизвестные широкой общественности вещи — эндопаразитизм у пиявок во Вьетнаме. Это пиявки, которые через клоаку проникают внутрь ядовитых амфибий и живут в их теле, используя его, как «скафандр». Как они находят хозяев и проникают внутрь — точно неизвестно, сейчас я готовлю публикацию об этом уникальном явлении.

Стоит сбросить розовые очки: животные воспринимают меня как любого человека — я для них не Диснеевская принцесса. Мелкие виды видят в нас угрозу и разбегаются, крупные животные в Юго-Восточной Азии, наученные опытом (местное население часто ходят в лес за пропитанием), тоже стараются быстро скрыться.

В блоге я показываю наблюдения за живой природой, и будь я этологом, то ими и ограничился бы, но я зоолог-систематик. Таким специалистам нужен материал в виде заколлектированных экземпляров для анализа: морфологии, генетики. Неинвазивные методы здесь часто неприменимы. Поэтому большинство ученых собирают коллекции — не случайно существуют музеи и гербарии. Это основа нашей работы, и сбор материалов в тропиках остается ключевой задачей.

Уникальность и уязвимость природы Юго-Восточной Азии

Каждая тропическая фауна уникальна, но Индокитай — настоящий центр происхождения биоразнообразия восточного полушария. Именно отсюда многие группы расселялись в Европу, Америку и Австралию.

Вьетнам — лидер по разнообразию амфибий и рептилий в регионе:

• 487 видов рептилий и 270 амфибий.
  
• В Таиланде — 510 рептилий, но лишь 194 амфибий.
  
• В Камбодже — всего 191 вид рептилий и 72 амфибий.
  

Но главное — эндемизм: 98 видов рептилий и 150 амфибий встречаются только здесь.

Это объясняется двумя причинами. Во-первых, Вьетнам лучше изучен, из-за интенсивной работы французских исследователей в колониальные годы и активного сотрудничества с международными командами специалистов в послевоенные годы. Огромный вклад в изучение фауны страны внесли отечественные специалисты, работающие в регионе с 1988 года. Во-вторых, уникальная география с большим разнообразием ландшафтов: страна вытянута с севера на юг, имеет горы (отроги Гималаев, Аннамские горы), плато, острова и карстовые ландшафты, выступающих в роли преград и изолятов для мелких животных. Каждый такой изолят — эволюционная лаборатория со своим набором видов. В отличие от более однородной Камбоджи, во Вьетнаме, перемещаясь по стране, постоянно видишь что-то новенькое и встречаешь разные комплексы фауны.  

С проблемой исчезновения видов мы сталкиваемся постоянно — это катастрофа. Бывает, описываешь новые виды в лесу, а через год возвращаешься — леса уже нет. Уничтожение местообитаний в Азии происходит стремительно, иногда за месяцы.

Туризм играет роль, но главная проблема — в подходе к развитию. Например, в заповеднике Хонба под Нячангом два года назад был уникальный лес с десятками видов амфибий, рептилий и млекопитающих. Сейчас вершину полностью выкорчевали ради подъездной дороги и возможного отеля. Этот лес с особым микроклиматом исчез навсегда. 

На острове Хон-Че, где строится курорт Винперл, из-за постоянного попадания грунта в море и замутнения воды исчезли коралловые рифы. Лесу на острове тоже не повезло. Новый вид змеи мы нашли там буквально на помойке — от леса почти ничего не осталось.

Карстовые ландшафты — эволюционные лаборатории с уникальными видами — дробят на щебень для бетона. Целые провинции, когда-то покрытые карстом, превращаются в пустыри. Это систематическое уничтожение уникальных экосистем.

От блогов до экспедиций: почему важно говорить о природе с разной аудиторией

В последние годы я не занимаюсь организацией путешествий — нахожусь во Вьетнаме и погружен в науку, но продолжаю вести блог и читать лекции, и хотел бы вернуться к экспедициям с группами. Сейчас я чаще присоединяюсь к существующим проектам, но хочется развивать и авторские путешествия — за годы в тропиках найдено много интересных мест. 

Я начинал с работы с детьми, и некоторые мои ученики теперь пишут, что хотят стать биологами, но взрослым тоже важно показывать, что поход в тропический лес или пещеру — это особый способ отдыха. Мне кажется, тропические регионы с их биоразнообразием при правильном подходе вполне могут развить интерес к природе у любого возраста.

Главное, что я стараюсь донести: природа не опасна. Многие до сих пор считают, что лес полон хищников и болезней и его лучше вырубить, но животные не хотят вам вреда, а «страшные» существа вроде змей и пауков при аккуратном близком знакомстве оказываются безобидными и очень интересными.

Удивляет меня то, что моя аудитория взрослеет: раньше я работал с детьми и студентами, а теперь блог читают и лекции посещают в основном взрослые. На встречах в Нячанге собиралось по 20–30 человек моего возраста и старше, и это неожиданно и ценно — казалось бы, я рассказываю о «детских» вещах, но они находят отклик у взрослых.

Роль соцсетей в популяризации науки не так однозначна. С одной стороны, это прекрасный инструмент: теперь любой ребенок из глубинки имеет доступ к знаниям о природе, которые раньше были представлены только в крупных городах с библиотеками и кружками юных натуралистов.

Но с другой стороны: появляется много плохих популяризаторов. Конечно, даже если они несут бред, но делают это увлекательно, это может заинтересовать, допустим, ребенка. Это важно, а разбираться в достоверности информации он будет потом, по мере развития своего интереса. Но ведь многие, а особенно взрослые, могут зафиксироваться и на дезинформации. Замечаю, что если блогер начинает с фраз «я биолог» или «я академический эколог» — это редко соответствует реальности, за исключением мастодонтов научпопа, ведущих в том числе и научную деятельность. Профессионалы обычно честно называют себя популязаторами или журналистами. Ну а в десятках блогов тех, кто называет себя «биологами», если копнуть глубже, можно найти множество неточностей, а иногда грубейших ошибок.

Локально популяризация естественных наук, в том числе и в формате блогов, помогает сохранить природу: в городах появляются сообщества, например, бердвотчеров и герперов — людей, которые наблюдают за птицами, лягушками и змеями, занимаются их поиском и фотографией. Это влияние западной культуры через соцсети на традиционное общество.

Но возьмем, например, вьетнамца на границе с Лаосом, который живет в маленькой коммуне, рубит лес под рис, а вечером играет в пасьянс на телефоне — ему не до моего блога, и природу он сохранять не будет. Для него определяющим будет то, сколько риса он сможет вырастить или сколько древесины вырубить, чтобы продать их в большие города.

Глобально ситуация иная: пока мы продолжаем безудержно потреблять ресурсы, которые добываются за счет уничтожения природы в странах третьего мира, спасти ее не удастся. Блоги и научпоп лекции не решат эту системную проблему.

Исчезающая грань: почему гармонии с природой больше не существует

Как ученый, я не романтизирую природу, но мое понимание связи цивилизации и природы изменилось. Раньше я видел четкую границу между ними, но на самом деле, в той же Юго-Восточной Азии, она стерта. Местные жители в очень короткие сроки перешли от использования лиан и банановых листьев, которые сгниют за полгода, к пластиковым веревкам и пакетам, сохраняющимся десятилетиями, из-за чего традиционные промыслы теперь ведутся куда более разрушительными методами.

Цивилизация не поглощает природу постепенно: она откусывает от нее куски на глазах. В голове включается обратный отсчет, когда этот лес исчезнет. В 26 лет я понимаю, что к 50 годам, возможно, увижу лишь огороженные заповедники, если они вообще останутся.

Научные планы и напутствие новому поколению: как стать натуралистом

Сейчас я продолжаю изучать семейство сцинковых — милых роющих ящериц с блестящими тельцами, короткими лапками и красивыми глазами. Занимаюсь их систематикой, биогеографией и экологией. За последние годы мы вскрыли больше вопросов, чем нашли ответов, и сейчас главная задача — описать новые таксоны и подготовить обзорные статьи.

Параллельно принимаю участие в экспедициях по неисследованным районам Вьетнама и участвую в проектах по другим группам амфибий и рептилий, например, скоро планирую описать новый вид лягушек. В планах — завершить текущие работы и защитить кандидатскую, а также хочу развивать популяризацию науки через блог и, возможно, видеоформаты.

Молодым натуралистам советую: следуйте мечте, но помните — одного энтузиазма мало. Нужно глубоко погружаться в тему, много читать, наблюдать природу, можно также вести блог. Найдите кружок или сообщество по интересам в своем городе, а если такого нет — то есть множество площадок для натуралистов в сети. Главное — сочетать теорию с практикой и ставить конкретные цели вместо размытых «хочу быть натуралистом».